AFTERILOVAISK. “Мурка”

Фото: Макс Левин

Ильющенкова Анна, позывной «Мурка», батальон «Донбасс», Одесса 

На войну я пошла в июле 2014 года. Узнала, что батальону «Донбасс» очень нужны медики. Не могла сидеть в Одессе, пока ребята гибнут. 

До 2014-го года занималась бизнесом, а медицина была больше как хобби, несколько часов в день. 

С самого начала конфликта помогала в военкомате. Однажды к нам прибежал брат погибшего и в истерике просил оформить его, чтобы он мог погибнуть, как брат. Когда мы его немного успокоили, он сказал:

«Вот вы здесь в белых халатах сидите, а там некому даже капельницу поставить». 
Эти слова со мной по сегодняшний день…

Я удивилась, как такое могло быть. Дала этому мужчине свой телефон, чуть позже мне позвонили и спросили, могу ли я приехать. У меня как раз начинался отпуск, я согласилась, раз обещала. Так попала в Курахово. 
Родным ничего не сказала – начали бы меня отговаривать. Сыну позвонила, когда уже была в дороге. Ехала на какое-то время. 

Первая годовщина иловайской трагедии, встреча на Михайловской площади, Киев.
29 августа 2015 года. Фото: Макс Левин

В Иловайске самой главной проблемой было то, что я – анастезистка, но не хирург. Если бы там был хирург, скорее всего, выжили бы “Кущ”, “Котик”. Катастрофически не хватало людей, которые бы владели скальпелем. 

Из медиков в Иловайске были психотерапевт “Дрын”, “Мэри” и я. Парамедики – “Яр”, “Ветерок”, “Михтей”, “Кошка”. Они большие молодцы. В последние дни нам не хватало раствора, не хватало налбуфина (обезбаливающее — ред.), мало осталось кровоостанавливающего, но в достаточных количествах были шприцы, бинты. Я старалась оставить всего побольше на выход. 

“Мурка” оказывает помощь Владимиру Ищуку (позывной “Кущ”) в подвале школы. Ранение оказалось смертельным.
25 августа 2014. Фото: Маркиян Лысейко

Очень плохо помню время перед самим выходом. Все дни спутались, мне было сложно определить, что произошло в какой день. Помню, как мы уснули 29-го августа, как “Филин” сказал, что выход будет в 4 утра. Рекомендовал искать транспорт, потому что медицинская машина разбита. “Ветерок” побежал искать и договорился с «Днепром-1», что мы будем выходить с ними. Получилось так, что я, “Ветерок”, ребята с «Днепра» выехали из Иловайска в 6 утра – уже начинало светать. Ехали отдельно от «Донбасса», который уехал раньше.

Если бы «Шахтерск», «Херсон» и «Днепр» (батальоны – ред.) не пошли на выход, я думаю, “Филин” остался бы в Иловайске. Он все время тянул, говорил, что нет договоренности, ничего пока не известно. 

“Мурка” (слева) и “Ветерок” (по центру) оказывают помощь раненному местному жителю. 
“Терапевт” (справа в дверном проеме) консультирует женщину, 
которая прячется в подвале школы от обстрелов. 
27 августа 2014. Фото: Маркиян Лысейко

Мы поехали не на Многополье, как я думала, а на Агрономическое, простояли там около часа. Нарвали красных яблок. У меня была рация, по которой мы услышали от ребят планы пробиваться с боем. Тогда уже было понятно, что нас просто так не выпустят. До сих пор не могу понять, почему мы не решили возвращаться обратно, ведь можно было спасти больше людей. 

Ехали около получаса более-менее спокойно, проехали какие-то блок-посты, нам махали руками, мы не могли понять, к чему это. В Многополье к нам подсел “Дрын” и “Нестор”. На каком-то хуторе начался. Мы выскочили из машины, но заскочили обратно. 

Началось сумасшествие: со всех сторон стреляют, а мы посреди поля. 
“Тарас” гнал по кочках с бешеной скоростью, мы обогнали колонну. Благодаря “Тарасу” мы проскочили, за нами уже все взрывалось. 

Фото: “Мурка” записывает в журнал характер ранений и позывные перед эвакуацией “300-х” 26 августа 2014 года
автор Маркиян Лысейко

“Дрын”. Фото: Макс Левин

В какой-то момент я почувствовала ранение в бок. Все выбежали из машины, а я не могла встать. “Ветерок” за мной вернулся. Я жива благодаря ему. Машина взорвалась. Он тянул меня, пока меня вырубило. Когда очнулась, увидела, как идет “Дрын”, “Нестор”, ребята из “Днепра” с поднятыми руками. Поняла, что они рванули в зелёнку, а там их уже ждали и начали выводить. 

“Дрын” был ранен в «мягкое» место, “Нестор” – в ногу и руку, у “Ветерка” – рука. Сказали, что “Тарас” погиб. Помню, что помощь мне оказывал “Ветерок”, перевязывал. 

Вообще не могу понять, откуда у меня пулевое ранение в спину, дужку, отросток, позвоночник. Откуда в левое бедро осколок зашел, в руки. Не помню этого момента, никаких болевых ощущений не было. Лишь спустя где-то через час. 

На месте расстрела украинских военных в “зеленом коридоре”, неподалеку Новокатериновки. Сентябрь 2014 года. Фото: Анатолий Бойко

Первым делом у всех начали забирать телефоны. Я очнулась, когда увидела, как “Ветерок” окапывается. Через какое-то время приехал БТР, “Ветерок” взял лекарства, и меня погрузили в БТР, страшно горячий. 

Все поле было усеяно телами. Мы ехали, “Ветерок” и “Дрын” плакали.
Доехали до какого-то села, меня перенесли в танк. Я просила, чтобы “Ветерка” оставили со мной, но нет. Меня повезли дальше, на каком-то блок-посту вытянули, поставили капельницу, противовоспалительное. Рядом лежал какой-то Алексей из Иваново с ранением в живот. И нас снова повезли, неизвестно куда, полями. Мне укололи хорошее обезболивающее, потому что боль была, но тупая. По дороге останавливались и поднимали ребят. Мне показалось, что мы ехали очень долго.

Нас привезли в очень классный госпиталь, русский. Я поняла, что это русские по разговорам: 
«Зачем вам все это надо, лучше бы приезжали к нам на Байкал, на озера, чем здесь мы войну ведем».

У меня на одежде были желтые полоски. Они их заметили, когда грузили меня в вертолет. Как только увидели, вернули обратно и бросили на землю. Ночи были очень холодные. 

Утром допрашивало ФСБ, они сами так представились. Знали позывные наших ребят. На допросе я несла какую-то чушь о том, что ехала к сестре, у меня там сестра живет, но не доехала, чисто случайно туда попала и никаких позывных не знаю.

Фото: На месте расстрела украинских военных в “зеленом коридоре”, неподалеку Новокатериновки. Сентябрь 2014 года
автор Анатолий Бойко

Нас хотели обменять, но некому было забрать. Прошло два дня, нас снова куда-то повезли и бросили на блок-посту. С нами был какой-то полковник из «Днепра-1», “Леня” из «Днепра-1». Меня возили от блок-поста к блок-посту. На третьем уже была “Алина”, “Призрак”, “Алексей”. Там продержали еще два дня. Лежала на голой земле. 

Последнюю медпомощь я получала до того, как меня пытались погрузить в вертолет и на первом блок-посту. Нам с “Алиной” давали “сухпаи”, а мужчин держали в отдельной яме. На следующий день сказали, что нас заберет Красный Крест. Нас вынесли на дорогу, но никто не приехал. 

Нас вернули обратно. 

Какой-то дядечка на “Жигулях” предлагал завести меня в больницу. Я так измучилась, так было очень х..во, что была готова на все, лишь бы в больницу. Но “Алина” не хотела меня отпускать, говорила, что это сепар. Там, где нас держали, лечить было нечем. Затем мы еще долго стояли в Старобешево. Когда уже въехали на нашу территорию, меня встретила “Мэри”, но я ее поначалу не узнала. И все боялась сказать, что я из батальона “Донбасс”.

Фото “на память” перед выходом “зеленым коридором”. 28 августа 2014 года. Фото: Макс Левин

У меня было пулевое ранение в легкие, пуля застряла в позвоночнике. Или пуля, или осколок до сих пор есть в районе печени. Есть еще мелкие ранения, которые я не считаю. В общем, мне провели 6 операций. В Одессу я вернулась в феврале 2015 года. Ходить начала еще в Литве, но с палочкой. Хоть и говорили, что вставать с кровати нельзя, но я поднималась, ходила, теряла сознание. 

Когда меня привезли в Розовку и сделали перевязку, я спросила, буду ли танцевать. 
Я очень люблю танцевать. Я четко знала, что выживу

Ситуация с Литвой была интересная, потому что забирали только УБД (участников боевых действий – ред.) или участников АТО. “Калаш” из «Донбасса» подтвердил, что я была в приказе от 11 августа. Сначала мы вылетели, а потом должны были передать документы. Но “Калаш” пропал, и обо забыли. Спасибо Консулу (Консулу Украины в Литве — ред.), подняли кипишь. Я была самым дорогостоящим пациентом, мне провели самое большое количество операций, а документов и подтверждений никаких нет. 

После выдачи справки от батальона «Донбасс» я начала добиваться УБД. Только через два года появились какие-то сдвиги в этом направлении. Телеканал “2+2” сделали такой проект: ходили вместе со мной по всем кабинетам – помощи от государства никакой. Справки из Литвы, которые там выдали, тут не принимали. Начали обращаться к депутатам. Нашли статью, по которой можно заверить справку из Литвы нотариально, и тогда в нашей поликлинике можно будет оформить больничный. Долго искали человека, который имеет лицензию на перевод с литовского. До сих пор лежит эта справка. Никто мне денег за больничный так и не выплатил, зря потратила время. 

Встреча с боевыми друзьями, первая годовщина “иловайского котла”, 29 августа 2015 года, Киев. Фото: Макс Левин

УБД я получила в декабре 2016 года, выплат – никаких. Реабилитацию я проходила только благодаря друзьям-волонтерам. 

Сын в этом году окончил военно-морской лицей, интересуется IT-сферой, но до сих пор не определился, чем хочет заниматься. 

Сейчас я курирую программу помощи УБД и их семьям, которую организовали норвежцы: обучение IT-технологиям, создание бизнес-проектов, гостиничный бизнес, написание бизнес-планов. Будет конкурс бизнес-планов и 10-летняя поддержка для тех, кого отберут. Также занимаюсь волонтерством. 

В 2014 году, когда все начиналось, я верила, да и до сих пор верю, в будущее нашей страны. Особенно после Литвы: у них тоже была своя революция, они смогли переломить тот строй, люди там живут лучше, чем у нас. 

Но здесь продолжается обман. Вот недавно оформляли человека – у него ампутирована нога, а ему сняли третью группу инвалидности. Мы подключились, и “группу” ему дали. Но везде все решают деньги. 

Безумно больно, что ребята погибли в борьбе за светлое будущее Украины, а мы идем к нему таким ничтожно малыми шагами. Я понимаю, что есть изменения, но они ужасно мелкие.

На могиле “Франко”, погибшего под Иловайском. 2015 год. Фото: Макс Левин

Самый тяжелый момент для меня в Иловайске – что не смогла спасти Ищука Владимира, не сделала ему дренирование. Мне по телефону из Киева объяснили, как это делать, но я не решилась, не рискнула, а могла бы спасти человека. Я корила себя за то, что не наблюдала за хирургами, когда была анестезиологом. 

Пока меня не было весь мой бизнес пришел в упадок. Сроки годности товаров истекли, все пропало. Сейчас я стараюсь как-то его восстановить, остались какие-то контакты, кто-то узнал обо мне из телевизора. 

Также я потеряла жилье. Из-за утраты бизнеса я не смогла оплатить свой дом, и меня выгнали на улицу. Благодаря нашим волонтерам мне нашли комнату в психо-реабилитационном центре для переселенцев, в котором я живу с ребенком. Но и там можно поселиться только на определенный строк – на четыре месяца. А меня держат там уже больше – некуда мне деваться. Буду стараться заработать. 

Матеріал зроблено за фінансової підтримки Уряду Канади через
Міністерство міжнародних справ Канади та Internews
Партнер проекту – LB.ua

AFTERILOVAISK є документальним проектом, спрямованим на збереження пам’яті про людей і трагічні події, які мали місце в серпні 2014 року поблизу міста Іловайськ Донецької області. 29 серпня – річниця з дня розстрілу українських військових, які виходили з оточення “зеленим коридором”. Українська армія в “Іловайському котлі” зазнала найбільших втрат за всю свою історію. 
Цей проект відповідає на запит українського суспільства на збереження правдивої інформації про ті події.

Ви можете підтримати продовження проекту: інтерв’ю з учасниками Іловайських подій, створення відеоісторій, переклад на англійську мову, функціонування веб-сайту.
 Будь-яке використання, копіювання, перепублікація матеріалів 
(текст, фото, відео, аудіо) – тільки з письмового дозволу авторів проекту